Финский Наше-все. Йохан Людвиг Рунеберг

Книги жарь
8 min readJun 25, 2018

--

Автор национального гимна, автор главного эпического сказания страны, автор, заложивший основы всей финской культуры, автор, чьи сочинения дважды переиздавали при жизни, и… пирожное.

В Рунете можно легко наткнуться на довольно странное соседство: пирожное “Картошко” и имя Рунеберга.

Друг к другу они отношения, конечно, никакого не имеют.

Однажды вечером к Рунебергу и его жене Фредрике пришли гости. Потчевать их было нечем — Рунеберг много работал, но на литературном труде и преподаванием зарабатывал мало. В доме было только старое печенье. Но Фредрика, женщина хваткая и сообразительная, решила быстро перемолоть печенье, добавила в него сметану и варенье и преподнесла гостям. Так родился национальный финский десерт — Runebergintorttu.

А вот и он. Вот тут есть даже рецепт.

Но помнят Рунеберга, разумеется, не за пирожные.

15 августа 1885 года в городке Иденсальми произошел курьезный случай. В городе открывали памятник в честь битвы, произошедшей в Иденсальми в 1808 году, когда отряду генерала Тучкова было приказано уничтожить бригаду шведского полковника Сандельса. Шведские части были укомплектованы меткими финскими стрелками, а поддержку бригаде оказывали местные партизаны. Русские войска были разбиты.

Да, с 1809 года Финляндия входила в состав России и да, памятник открывали в честь победы шведов. При открытии памятника присутствовал губернатор Финляндии А. Ярнефельт (генерал-майор русской службы), а также сын того самого Сандельса.

Впервые вместо официального гимна (“Боже, царя…”) оркестр последовательно исполнил шведский “Бьернеборгский марш”, финскую остропатриотическую “Саволакскую песню” и песню “Наш край” — в 1918 году ей суждено стать официальным гимном независимой Финляндии.

Да, вы уже догадались. “Наш край” — это баллада Йохана Рунеберга 1848 года о красоте Финляндии и величии ее скудных богатств. Русские патриотические круги (в том числе сумрачный Победоносцев) были в бешенстве от того, что “сильного державного” заменили воспеванием финских озер.

Впрочем, who cares.

Пиетарсаари (бывший Якобстад) сегодня

Рунеберг родился в финском портовом городе Якобстад в 1804 году в семье морского капитана Лоренца Ульрика Рунеберга.

Семья Рунебергов была средней руки, род прослеживают обычно до прапрадеда — сапожника, успевшего послужить драгуном, вышедшего в отставку и обосновавшегося в районе горы Рунеберг в Эмтланде (регион в Швеции). В Якобстаде у отца Рунеберга была работа — порт приписки его корабля — так что неудивительно, что мать Йохана он встретил именно там.

Яков Кульнев возглавляет гусарскую атаку

Забавная деталь: Рунеберг довольно поздно научился говорить, в “три-четыре года”, зато уже в то время “проявил склоннсоть к поэзии”, хотя в чем это выражалось, источники умалчивают. Зато они сходятся в одном знаменательном факте: когда в 1808 году в ходе войны русская армия заняла Якобстад, у Рунебергов с визитом был Яков Кульнев — красавец-генерал, стереотипный гусар из анекдотов эпохи 1812 года (в том же 1812м он голову и сложил — одним из первых). Кульнев брал маленького Рунеберга на руки и совершенно не подозревал, что этот маленький швед, едва выговаривающий слово “папа”, обессмертит его имя в финской литературе.

Да, еще одно уточнение: парадоксально, но финны, открывшие партизанскую войну против разрозненных русских отрядов, Кульнева полюбили — за храбрость и благородный нрав. В посвященной Кульневу балладе из “Сказаний фенрика Столя” Рунеберг напишет:

Героя с нами больше нет,

изгладились его следы,

но в хижинах висит портрет

огромной бороды.

Подходишь ближе — видишь рот.

Улыбка за душу берет,

и ты, сквозь бороды заслон,

вдруг видишь — это он.

Война закончилась, Финляндия стала княжеством в составе большой империи, а в 1812 году Рунебергу исполнилось восемь — его отправили в училище в Олеаборге (нынешний Оулу). После смерти дяди, у которого он жил в Тулу, Рунеберга перевели в Ваасу. Учителя отмечали у Рунеберга силу воли и упорство в достижении цели, и ему нравилось учиться, судя по всему — обучение будущий поэт окончил с отличием. Это сложнее сделать, чем сегодня — в школьную программу входили древнегреческий и латынь. Из авторов Рунеберг больше всего любил Вергилия.

Это сейчас у абитуры и в России, и в Финляндии много возможностей, а в начале XIX века универ в Suomi был один — Академия в Або (нынешний Турку).

Шарага в нынешнем Турку (бывш. Або)

Что любопытно, в тот же 1822 год студентами Академии помимо Рунеберга стали Элиас Леннрот, собиратель карело-финского фольклора и составитель национального эпоса “Калевала” (о нем мы позже поговорим), и Йохан Вильгельм Снельман — поэт, философ, будущий глава партии финноманов (группы шведской интеллигенции, продвигавшей финскую национальную идентичность в культурных кругах Suomi). Потом они все умерли. Такие дела.

Рунеберг увлеченно занимается латинским и древнегреческими языками, а в перерывах кутит с однокашниками (сохранились свидетельства), но через год после начала учебы столкнулся с довольно распространенной проблемой — как поднять бабла?

И тут на помощь пришла еще одна знакомая студенту-филологу возможность — частное преподавание. Отставному капитану Э. аф Энзельму, проживавшему в Саариярви, требовался учитель для маленьких дочерей — и Рунеберг отправляется вглубь Финляндии, где проведет два года.

Саариярви на карте современной Финляндии

Здесь нужно пояснить. Финляндию с достаточно давнего времени делили на землю мягкого хлеба и землю черствовго хлеба. Мягкий хлеб — в прибрежных областях страны, там, где процветает торговля, где живут зажиточные крестьяне.

Саариярви располагается за границей “черствого хлеба”. Во времена Рунеберга это еще довольно дикие, поросшие густым лесом земли, пересеченные сотнями озер; о внутренней Финляндии Фаддей Булгарин писал, что здесь почти нет крупных поселений, максимум кирки — селения в пять дворов с церквушкой ,— да дворянские усадьбы. Крестьяне здесь живут трудолюбивые, сильные, но угрюмые, необщительные, дремучие, с кучей предрассудков.

Главное достижение Рунеберга, пожалуй, в том, что он эту дремучесть, эти предрассудки сумел полюбить.

Финские крестьяне Саариярви станут героями эпической поэмы “Охотники на лосей” (сравните. с тургеневскими “Записками охотника”), а старый унтер-офицер Пеландер — прототипом финского Василия Теркина — фенрика Столя из “Сказаний..”, скрепы финской литературы.

Молодой Рунеберг немножечко Раскольников

В 1826 году Рунеберг возвращается в университет, через год оканчивает его с отличием. Отмечают, что за год до экзаменов поэт сдал всего Гомера, Фукидида и Софокла и даже написал шуточную поэму греческим гекзаметром (кстати, Рунебергу было 22). Самым популярным местом для, скажем так, студентов-интеллектуалов был дом архиепископа Якоба Тенгстрема. Там Рунеберг познакомился с дочерью одной из родственниц Тенгстрема, Фредрикой Тенгстрем, которая вскоре стала невестой Рунеберга, а потом женой.

Героическая Фредрика Рунеберг. У них с Йоханом было восемь детей, из которых двое умерли после рождения и еще двое — в малолетстве.

Осенью 1827 года Або охватывает грандиозный пожар: в пламени пострадала большая часть города (архитектура в Финляндии в те времена была по преимуществу деревянной), в том числе университет. Рунеберг работает домашним учителем внуков Тенгстрема. Осенью 1828 года он получает предложение занять должность доцента кафедры классической филологии в новом Императорском Александровском университете в Гельсингфорсе, куда Рунеберг и переезжает с невестой.

Здесь Рунеберг проводит 1830-е. Семья живет небогато, Рунебергу приходится совмещать много работ: он преподает в университете, пишет две диссертации о греческой трагедии, работает редактором газеты Helsingfors Morgonblad и как-то умудряется заниматься творчеством: в 1830 году выходит первый сборник лирических “Стихотворений”. Известный поэт Ф.М. Францен замечает: “в Финляндии рождается большой поэт”.

Повторяется история с Пушкиным: Рунеберга замечают и признают довольно рано.

В 1831 году Рунеберг женится на Фредрике, тоже, кстати, одаренном литераторе — в 1858 году выходит ее “Фру Катарина Бойе и ее дочери”, один из первых исторических романов в финской литературе. Фредрика станет первым и главным читателем Рунеберга, ценным советчиком.

Первые литературные успехи. Поэма “Могила в Перхо” удостаивается малой золотой медали Шведской академии (ага, той самой) “за рельефное изображение финской жизни, словно высеченное из гранита”. В 1832 году выходит эпическая поэма “Охотники на лосей” — ее Рунеберг писал в течение шести лет под впечатлением от жизни в Саариярви.

Дом Рунебергов в Борго (нынешний Поорво). С 2004 года — музей

В 1837 году Рунеберг получает непыльное предложение — возглавить лицей. Один минус: лицей расположен в Борго, маленьком провинциальном городе. Но это поэту скорее нравится — он был человеком скромным, суеты стеснялся, и был скорее рад возможность пожить с семьей в уендинении. В Борго он прожил до конца жизни.

Яков Грот — поэт, переводчик, человек, который в момент снятия дагерротипа вспомнил вдруг, что забыл покормить кота

В конце 1830-х Рунеберг — уже довольно известный литератор. Он знакомится с Яковом Гроотом — языковедом, историком литературы, переводчиком, служившим в канцелярии имперского комитета министров. Грот стал ниточкой от России к Рунебергу — а от него и ко всей зарождающей финской культуре: в 1840 году культуртрегер становится профессором русского языка и словесности в Гельсингфорском универе.

Есть небольшой любопытный романтический эпизод, связанный с Марией Прютц — дальней родственницей Фредрики, жившей у Рунебергов в начале 1840-х. Поэт испытывал к ней романтическое чувство, впрочем, платоническое по своей природе, и в 1844 году Прютц окончательно прекратила всякие связи. Через пять лет она умерла от рака, и Рунеберг горько оплакивал утрату.

Рунеберг стал человеком чрезвычайно религиозным:

Я, конечно, знаю, что тысячи индивидуальных интересов ежечасно рушатся во имя высшего, но именно это высшее делает все соразмерным, прекрасным и упорядоченным.

Поэт при этом ведет острые баталии с религиозными фанатиками-пиетистами и одновременно переплетает в своем творчестве религиозный мотив с любимой античностью: исследователи выделяют “Легенды”, “Святую Агнессу”, “Крисанос” и другие поэмы. А в 1844 году выходит одно из главных произведений финской литературы — драматическая поэма “Король Фьялар” — синтез античной, древнескандинавской и романтической литературной традиции.

Иллюстрация Аристида Этельфельта к “Королю Фьялару”

И, как будто одного эпоса в фундаменте финской идентичности не хватало, Рунеберг пишет еще один — “Сказания фенрика Столя”, которые были начаты в 1848 году той самой поэмой “Наша земля” и окончены в 1860 году тридцать пятой балладой.

В тридцати пяти песнях Рунеберг представляет шведское общество времен Suomensota — войны 1808–1809 годов. Крестьяне, помещики, священники, торговцы и военные — перед читателем разворачивает аналог скорее не “Василия Теркина” (как, казалось бы, подсказывает форма и личность главного героя), но своеобразная финская “Война и мир”. Лирика Рунеберга мощна настолько, что может пробрать и сегодняшнего искушенного читателя — попробуйте-ка, к примеру, “Умирающего воина”.

Из чуждой нам пришел страны,
Врагом он нашим был,
Но выше всякой он хулы,
Как мы: он лишь служил;
Месть оставляет в жизни след,
За гробом ненависти нет.

Несмотря на в целом толстовский посыл — все люди братья во Христе — “Сказания” становятся важной культурной ценностью, примерно как для нас — “Война и мир”. Влияние это столь оглушительно, что Столя вспоминали и в годы борьбы с царской охранкой, и в Гражданскую войну в Финляндии, и даже во время советско-финской войны, когда в окопах солдаты именно “Фенрика Столя”.

Шведский генерал Георг фон Дебельн ведет войска на битву. Иллюстрация Этельфельда к одной из песен “Сказаний фенрика Столя”.

Рунеберг очень любил охоту. В декабре 1863 года во время очередной охоты на лосей поэта вдруг разобрал паралич — до конца жизни он не смог больше писать, только читал. За несколько лет до этого Рунеберг занимался переложением псалмов для лютеранской церкви и пьесами “Короли на Саламине” и “Не могу”.

В 1876 году Рунеберг стал почетным членом российской Академии Наук, а в 1877 году скончался — и его труды зажили собственной жизнью, по меткому завету Альбера Камю.

Каков итог? Перед нами финский Пушкин — или нечто большее? Делать подобные сопоставления дело всегда неблагодарное, но одно ясно точно — без Рунеберга и его героев финляндской культуры попросту не существовало бы.

--

--